– К Косой горе, – сказал Севрюков.
– Обязательно туда. Вчера матрос говорил.
– Когда не все там, так кого-нибудь поставили. Знают же, что нам негде больше их искать.
– Далеко это?
– Верст пять будет. Только горами.
– Пойдем туда. Хлеб побросали.
Вдруг далеко-далеко позади – сначала тихо, потом ясней и ясней – послышались глухие удары…
– Орудия! – крикнул кто-то.
Заколотились сердца тревожно, волнующе. «Может быть…» – думал каждый.
Окрыленные надеждой партизаны понеслись во весь дух к своим.
Надвигалась развязка.
Когда часа через два они спускались усталые, но бодрые к морю, из-за гор взошло теплое, яркое солнце. Тяжелые, свинцовые волны загорелись голубоватым прозрачным блеском.
Вышли на шоссе.
– Вон, – указал один на кусты, рассыпанные по буграм над дорогой.
Подошли поближе. Никто не показывался.
– Гляди-ка! – ахнул один, останавливаясь возле кучки темных камней. – Кровь…
– Вон еще.
Подошли вплотную – никого. Двое полезли наверх, другие остались внизу. Кто-то дернул Сергея за рукав. Он обернулся и увидел Севрюкова:
– Ты что?..
– Они там… – оборвавшимся голосом ответил Севрюков, показывая на море. – На берегу…
Долго ждали не подозревающие опасности партизаны.
– И чего копается! – ругал матрос Сергея.
Впереди по шоссе показалась большая часть белых. Партизаны попрятались по кустам. Солдат проходило много, нападать было опасно. Их пропустили мимо. Не прошло получаса, как впереди опять показались солдаты.
«Куда их прет столько?» – подозрительно подумал матрос. Приказал ребятам лежать под кустами не шелохнувшись.
Вдруг где-то с тылу раздался выстрел.
– Черти! Сволочи! – закричал он, вскакивая. Ему пришло в голову, что выстрелил кто-то из своих. – Все дело испортили!
Но оттуда же раздались крики и стрельба. Их обошел первый миновавший отряд. Сзади с шоссе тоже засвистели пули.
– Обошли! – в панике крикнул кто-то.
– По бугру!.. По бугру!.. – бегал, раскидывая по гребню растерявшихся ребят, Егор.
Застрочил пулемет и точно косой срезал верхушки кустов над головами.
Из-за прикрытия оправившиеся партизаны открыли сильный ответный огонь. Два раза пробовали занять сопку, и оба раза осаживали.
Через полчаса раздались зловещие фразы:
– Егор! Патрон мало!
– Две обоймы… Последняя…
Матрос увидел, что дело плохо. Белые забрались еще выше, на соседний бугор, и оттуда поливают из пулемета. Упал Кошкарев; медленно, мешком осел Румка. Закорчились, хватаясь за землю, еще несколько человек. Выстрелы партизан заметно поредели.
– Сошников! – крикнул Егор. – Кончено дело! Стрелять нечем!
«Эх! – решил матрос-Все равно пропадать!» И гаркнул во весь голос:
– Товарищи, за мной!
И первым скатился под откос на дорогу. За ним ринулись оставшиеся человек двадцать.
Выстрелы сразу оборвались. Тонкая цепь белых дрогнула. Но из-за поворота, лязгнув железом подков о камни, вылетел и врубился откуда-то взявшийся полуэскадрон.
«Точка, – решил матрос и наган с последней пулей взметнул к виску. – Нет, – мелькнула мысль, – пусть сами, а она – им». Выстрелил в упор в грудь какого-то кавалериста, упал с ним рядом, бессильно закинув назад разрубленную голову.
Через несколько минут все было кончено. По дороге валялись зарубленные. Человек восемь были захвачены живыми. Среди них Егор, Силантий и Яшка.
Их оставили для допроса.
Егор стоял хмуро и вызывающе. Когда офицер, заметив это, ударил его несколько раз кулаком по лицу, он проговорил холодно, окидывая врага взглядом, полным жгучей ненависти, сплевывая на траву кровь:
– Бей! Теперь твоя взяла! Бей, сволочь! Попался бы ты ко мне, я бы с тебя совсем шкуру спустил!
– А, м-мерзавец!.. – завопил в бешенстве белый.
Яростно замахнулся на Егора, но в эту секунду далеко за горами глухо загудели взрывы. Вздрогнули все сразу. Тревога, растерянность невольно появились на лицах белых.
– Товарищи идут! – громко и убежденно крикнул Яшка.
– Я вам покажу… Я вам дам товарищей! – закричал опять офицер.
– Ничего ты, подлец, не покажешь, – угрюмо сказал Егор. – Вам скорей убираться надо. Разве по пуле пустить успеете.
Должно быть, и правда белым стало некогда, потому что они отказались от допроса.
– Только не возле дороги, – говорил старший офицер поручику. – Здесь люди проходить будут.
Их отвели к самому берегу моря.
– Прощайте, ребята, – сказал Егор, когда ему с несколькими партизанами приказали отойти в сторону.
Треснул залп. Крикнуло эхо. Испуганно взметнулась чайка. Упали люди.
– Следующие!..
По щеке у Яшки катилась слеза. Его старая чиновничья фуражка с выцветшим околышем и кривобокой звездой съехала набок. Рубаха была разорвана. Он хотел что-то сказать, но не мог.
Силантий, сняв шапку, стоял спокойно, уставившись на прицеливающихся солдат.
– Господи, не оставь Нюрку!
Сергей стоял задумчиво. Сняв шапки, стояли оставшиеся с ним партизаны. Море шуршало гальками. Тихо всплескивая, набегала голубовато-прозрачная волна и, прильнув ласково к откинутой руке Яшки, уходила обратно.
И все рухнуло. Заметались солдаты, беженцы, офицеры. Бросились с отчаянием к морю. С оружием врывались на переполненные суда. Ждали с лихорадочным нетерпением новых. Новых не было, старые уходили.
Возле города разорвалось несколько снарядов. Началась паника. Пехотинцы кидали на тротуары винтовки. Кавалеристы пускали лошадей, сбрасывали шашки. Повсюду метались офицеры… Срывали погоны… Проклинали всех и всё… На окраинах, около цементных заводов, раздавалась беспорядочная трескотня.
– Большевики в городе! – послышались крики.
У набережной кто-то испуганно взвизгнул. Почти в самую гущу вылетел небольшой кавалерийский отряд. Не обращая ни на кого внимания, умчался, трепыхая красным значком, дальше.
Сергей с винтовкой в руках бегал по улицам. Он уже знал, что его бригада здесь, и разыскивал свой полк. Но посреди сумятицы и шума добиться ничего не мог.
Кто-то сказал ему, что полк, кажется, на вокзале. Кинулся туда. Вдруг столкнулся совершенно неожиданно со знакомым красноармейцем из своего полка.
– Петров!.. Где наши? – крикнул Сергей.
– Горинов… – отскочил даже тот. – Откуда?
– После, после… Где наши?
– Наши везде. И на станции и в порту.
– А разведка?
– Вон! Видишь пристань?.. Они охраняют там что-то.
Стрелой полетел туда. Вон Владимир кричит что-то и бегает, расставляя людей. Вон Дройченко возле громадной кучи тюков со снаряжением.
– Володька! – кричит Сергей. – Володька!..
Повернувшись, тот замер от изумления, потом бросился к Сергею. Со всех сторон бежали красноармейцы его команды. Откуда-то – стремительно, как и всегда, – вылетел Николай. Завопил от радости что-то несуразное.
Его расспрашивали – он расспрашивал. Ему тискали руки – он жал руки. Как щепку, его передвигали с одного конца толпы в другой.
– Я говорил!.. – перебивая всех, кричал Николай. – Я говорил, что найдется.
Смеялись и кричали бестолково и радостно.
– Смотрите, товарищи, – говорил Сергей, когда все немного успокоились. – Пришел наш черед. Сегодня вся армия… вся Республика… сегодня мы празднуем победу.
Кругом била жизнь ключом. Носились кавалеристы. Тянулись пленные. Проходили отряды с песнями. Откуда-то доносились бодрые, приподнимающие звуки боевого марша.
…А на море, у далекого синего горизонта, чуть заметные темные точки – корабли Антанты дымили трубами.
…Корабли Антанты покидали Советскую Страну.
1925
I
Из травы выглянула курчавая белокурая голова, два ярко-синих глаза, и послышался сердитый шепот:
– Валька… Валька… да заползай же ты, идол, справа! Заползай сзаду, а то он у-ч-ует.
Густые лопухи зашевелились, и по их колыхавшимся верхушкам можно было догадаться, что кто-то осторожно ползет по земле.
Вдруг белокурая голова охотника опять вынырнула из травы. Свистнула пущенная стрела и, глухо стукнувшись о доски гнилого забора, упала.
Большой, жирный кот испуганно рванулся на крышу покривившейся бани и стремительно исчез в окне чердака.
– Ду-урак… Эх, ты! – негодуя, проговорил охотник поднимающемуся с земли товарищу. – Я же тебе говорил – заползай. Там бы сзаду как удобно, а теперь на-ко, выкуси… Когда его опять уследишь.
– Заползал бы сам, Яшка. Там крапива, я и то два раза обжегся.
